Яркие лучи полуденного солнца так сильно бьют в окно, что Констанция вынуждена зажмуриться, едва открыв глаза. Приложив ладонь зашитой и перебинтованной руки ко лбу, девушка приподнимается на кровати не без болезненного выдоха, граничащего со стоном. На левой ее руке уже красуется гипс, правая тоже перевязана и утыкана иголками капельниц. Губы пересохли, равно как и горло. Тело еще болит, но уже ощутимо слабее прежнего. Палата светлая и чистая предстает перед взором Тэйт и она с удовлетворением отмечает, что это - не бред ее воспаленного пытками сознания и она правда уже не в том самом ангаре, в каком была бесконечно долгие часы назад. Часы на противоположной стене показывают без двадцати двенадцать и следующие несколько секунд девушка силится понять, сколько она пробыла без сознания.

Она хорошо помнила, что поговорить с полицейскими ей так и не удалось. Девушка потеряла сознание в слабых околобредовых попытках убедить мужа поступить так, как она сказала, уткнувшись ему в плечо. Он точно согласился с ней и вызвал копов. И больше Тейт ровным счетом ничего не видела и не слышала. И это было к лучшему, потому что в то самое мгновение в ней перемешивались мотивы, причины, следствия, эмоции и желания. Ведь в эти часы Констанция была как нельзя близка к тому, чтобы одним коротким движением руки, росчерком своей подписи в протоколе отправить мужа и его ближайших людей гнить в тюрьму, если не на пожизненное, то лет на пятнадцать точно. Это было так легко, что, казалось, сама судьба подбрасывала Тэйт шанс в одночасье все исправить. Но еще тогда она понимала, что не может и не станет этого делать. И на то было две самые нетривиальные причины на свете.

Первая причина была продиктована мотивами, которыми девушка руководствовалась все последние дни. Она хотела уничтожить группировку своего мужа, поспособствовать падению своего отца и вздохнуть полной грудью, когда все будет кончено. В этом смысле, сложившаяся ситуация, никак не способствовала полной реализации плана. Даже если Магнус сядет в тюрьму и потянет за собой парочку соратников, Хеллс от этого не распадется и поводок на шее у группировки не будет затянут. На место ее мужа придет новый лидер и Констанция пожалеть не успеет, как вчерашняя история повторится, только с куда менее радужным концом. Само собой, что никаким боком к этой расправе не будет причастен мэр Шоу. Следовательно, часть плана относительно уничтожения собственного отца, тоже не могла быть реализована. Довольствоваться малым Констанция не привыкла. Она хотела постепенно стереть в порошок все то, что ненавидела всей душой: криминал и тех, кто посмел ее в это втянуть.

Но если утверждать, что во вчерашнее злополучное утро, рыдая как девчонка, девушка думала об этом и просчитывала шаги наперед, прикрывая мужа, то это значило обманываться. Она действовала исключительно интуитивно, на эмоциях и с полным пониманием того, что не хочет видеть Магнуса за решеткой. С этим же фактом была сопряжена причина, которая в общем-то, в нормальном состоянии казалась Констанции странностью: в тот самый момент она действительно испугалась за то, что будет с супругом. За то, что его посадят из-за ее глупости. За то, что он будет платить долгие годы за спасение жены. Тэйт до́лжно было наплевать на все это, но ей не было все равно. Была ли это благодарность за спасение? Или в одночасье девушка поняла, что личность Магнуса в отрыве от его группировке ей не противна? Но существовал ли Магнус в отрыве от Хеллс? И стоило ли вообще об этом думать?

Растерянная в собственных терзаниях и тягостных мыслях, девушка рассеянно скользит взглядом по палате. На тумбочке стоит букет горячо любимых Констанцией гербер. На кресле рядом аккуратно сложено темно-синее платье и черные туфли. Здесь же лежит утренний выпуск газеты и Тэйт в одночасье понимает, что новость о произошедших событиях разнеслась по всему Далласу, раз уж ее имя и фамилия красуются на первой странице. Девушка берет газету и мельком пролистывает до нужного момента. Журналисты решали ее судьбу. Если они назовут ее гнусной убийцей - ее политической карьере конец. Если назовут ее невинной жертвой, героически отстаивающей свои политические убеждения - ее карьера резко пойдет в гору. Констанция захлебывается строками и в одночасье понимает, что в этот раз ей чертовски повезло. То ли муж преодолел свой страх выступать перед репортерами и преподнес ситуацию в нужном свете, то ли в партии уже успели приложить руку, то ли отец извинялся таким сомнительным способом - все одно. Произошедшее вывернули нужным образом и теперь Констанции оставалось только отшлифовать все до нужной формы.

- Миссис Тэйт! Наконец-то Вы пришли в себя. Я уже устала отвечать на звонки и оформлять визиты. У Вас было так много гостей, пока Вы спали. С раннего утра Вас навестил мэр Шоу, затем приезжал Ваш супруг, глава штаба демократов с коллегой, совсем недавно была Ваша сестра и привезла Вам одежду. Сказала, что Вы непременно оцените, - щебечущая так много и так сразу медсестра заставляет Констанцию вновь чувствовать головокружение и она ложится на кровати, сладко зевая и вместе с тем чувствуя боль в скуле и щеке. В ход тут же идет настольное зеркальце и девушка понимает, что ей придется сильно постараться, чтобы не выглядеть боксерской грушей. Увы, из косметики у нее здесь ровным счетом ничего. Придется проявлять смекалку, чтобы хотя бы добраться до дома.

- Отключите капельницу, напишите мне назначения и оформите выписку, пожалуйста, - вежливо просит девушка, вставая теплыми ногами на ледяной пол. Каждый шаг дается ей с трудом, потому что Констанция так и не успела расходиться с прошедшей ночи, но она очень скоро приходит в себя и адаптируется. Она не слышит попыток медсестры спорить, а затем коротко повторяет свою просьбу главному врачу и охотно оформляет выписку под личную ответственность. Переодевается в принесенную сестрой одежду и впрямь тут же оценивает: темно-синее платье в клетку из последней коллекции «Burberry» определенно радует глаз. Кэт всегда знала, чем порадовать Констанцию. Девушка выглядывает в окно, в задумчивости решая, вызывать ли ей машину из особняка, или такси будет вполне достаточно. Но Тэйт понимает, что если позвонит домой, обо всем узнает Магнус и она оторвет его от дел. По этой причине Констанция все так же вежливо просит вызвать ей такси, а затем еще двадцать минут слушает объяснения и назначения врача. Она активно кивает и даже берет с собой выписку и записи. Сломанная рука, глубокий порез восьми сантиметров на другой, сломанное ребро и многочисленные кровоподтеки и синяки по всему телу. Теперь это кажется какой-то ерундой. Все еще болит, но не так сильно тревожит, как совесть.

Констанция успевает пожалеть, что не вызвала машину сама. Потому что из окна больницы она видит свой автомобиль такси, но еще лучше видит журналистов, которые съезжаются, чтобы заполучить сенсацию. Статус члена палаты представителей, жены состоятельного человека и дочери мэра играл с нею злую шутку. Но Тэйт привычна к таким ситуациям. Она берет себя в руки довольно быстро и на крыльце больницы появляется с вполне дружелюбным видом. Целый час она дает интервью и отвечает на вопросы. Деликатно обходит тему уточнений произошедшего и вскользь упоминает, что считает героем охранника, который помог ей. Выражает благодарность и признательность всем своим коллегам, которые поддержали ее в деле приостановки билля, мужу, который первый оказался рядом после страшного происшествия и всем тем, кто поддерживает ее ныне. Журналисты остались довольны, а Констанция вновь ощутила себя чертовски уставшей.

Дома они оказываются минут через тридцать. Тэйт понимает, что ей нечем заплатить, но таксист улыбается во все тридцать два зуба и говорит, что для него честью было помочь леди в затруднительной ситуации. Тем не менее, здороваясь с охраной на входе, девушка одалживает у них пятьдесят баксов и отдает водителю.

Она неторопливо заходит в дом и здоровается со всеми, кого успела запомнить и узнать за это время. Прислуги в доме с появлением Констанции у них поприбавилось, потому что она еще до отъезда в Вашингтон притащила в особняк мужа трех своих служанок и пообещала выплачивать им пособие самостоятельно. Теперь девушка жалеет об этом, потому что незнакомки не стали бы бегать вокруг нее и спрашивать, все ли в порядке. Разве могло быть у нее все в порядке, после всего, что случилось за последние полгода? Конечно же, нет. Но Тэйт вежливо отвечает на вопросы и следом спрашивает, где сейчас ее муж. Магнуса не оказывается дома, что совершенно не удивительно и Констанция направляется на кухню, чувствуя лютый голод и желание выпить океан. По пути она захватывает почту и чертыхается из-за нерабочей левой руки, потому что в таком положении совершенно не удается перелистывать конверты. Впрочем, ничего перелистывать и не приходится. На самом верху лежат два письма, датированных сегодняшним утром, одно из которых является извещением и необходимости приехать в полицейское управление для дачи показаний, а другое - приглашением сделать то же самое, потому что дипломатический иммунитет лишает кого бы то ни было возможности допрашивать конгрессмена без его согласия. Констанция хмурится и швыряет конверты на кухонный стол. Она ожидала этого. Просто не так скоро. И лучше бы Магнусу это видеть и быть здесь. Они слишком многое должны были обсудить.

На кухне совершенно пусто и Тэйт с досадой осознает, что сэндвич с арахисовым маслом и бутерброд с творожным сыром и семгой ей придется делать собственными руками. Рукой. Кистью. Парой здоровых ее пальцев. Это вызывает бурю негодования и раздражения, но Тэйт упрямо достает доску и необходимые ингредиенты. Кофе сварит потом.
Именно за этим занятием ее застает Магнус. Констанция пытается открыть упаковку с арахисовым маслом и только разве что не прыгает по кухне в попытке сделать это, - Не смотри так! Открой! Пожалуйста, - она протягивает мужу банку, а сама идет за упаковкой с творожным сыром, - Доброе утро. Ты уже видел, что полицейское управление выслало нам требование пребыть для дачи показаний? - интересует она, ковыряя пальцами крышку, - Нужно ехать сегодня. Не хочу ничего затягивать, - безапелляционно комментирует девушка и поднимает внимательный взгляд на мужа, - Ты в порядке? Тебя не задело вчера? - она прекрасно поддерживает образ трогательной и заботливой жены в целом. Но сейчас беспокойство почти искреннее, - Я забыла у тебя поинтересоваться об этом, выдумывая наш маленький план. И да, - девушка подходит к мужу ближе, - Кажется, я забыла поблагодарить тебя за свое чудесное спасение, - она прикасается губами к его губам, ненавязчиво, но вполне ощутимо целуя, - Спасибо.

Отредактировано Constancia Tate (2016-08-31 23:33:54)

Беспомощность в изрядной степени раздражала Констанцию и потому она садится за стол, поджав губы. А ведь этот дурацкий гипс и повязки будут изводить ее еще как минимум месяц. Наверняка ей дадут отпуск на это время и в таком случае стоило после недели интервью, репортажей и писем сумасшедших фанатов заявить, что она хочет немного побыть с семьей и уехать куда-нибудь отдыхать по изначальному плану мужа - туда, где людей не будет совсем и можно будет не накладывать на себя тонну косметики, чтобы хоть как-то приглушить ярко-синий цвет лица. В иной ситуации надлежало бы позаботиться и о том, чтобы этого не увидел супруг, но он видел ее и в куда худшем состоянии - слезах истерике, крови и трясущуюся, так что удивить Магнуса синяками, ссадинами и швами едва ли было возможно. Вероятно, в такой ситуации стоило доверить ему делать бутерброды из кофе и не раздражаться, что он считается с ее травмами. Больше такое никому позволено не будет, потому что сильные и независимые женщины делают себе бутерброды сами. И кофе. Пусть даже это занимает у них добрый час в то время как стенки желудка грозятся слипнуться от голода.

- Журналисты всегда меня недолюбливали, - в ответ на шутку мужа кокетничает Констанция и перелистывает страницы уже другой газеты. Новости расползались по городу со скоростью света и журналисты хотят подробностей. Тэйт знала, что нельзя выдавать все сразу, но вместе с тем отлично понимала, что и поддерживать интерес к вопросу молчанием слишком длительное время тоже не стоит - начнут придумывать лишнее и повредят репутации. Так что после того как вопрос с полицией будет решен, она даст пару интервью крупным изданиям, предварительно посоветовавшись с партией и со своим политическим аналитиком, а потом исчезнет с поля зрения на месяц-другой, оставив всю эту шумиху за спиной. Учитывая уровень интереса и нынешнюю репутацию Констанции, в положительном исходе дела в управлении она не сомневалась. Вообще, вся эта ситуация за исключением травм и неприятных впечатлений, играла девушке на руку. Она ближе узнала мужа и вошла к нему в доверие, получила выгодный статус в свете таблоидов, ее имя оказалось на слуху у многих и можно было не сомневаться в избрании на второй срок и ничего особо для этого не делать, - Но вообще-то аналогия с Жанной Д'Арк мне льстит. В юношестве она была моим кумиром, - девушка смеется и благодарит мужа за приготовленный кофе и бутерброды. Она кивает головой, давая понять, что готова слушать Магнуса, а сама приступает к завтраку, старательно запоминая все, что ей говорит супруг.

- Умею. Не то, чтобы прямо-таки безупречно, но технологию в общих чертах я знаю. Я ходила на курсы самообороны при университете и кое-что почерпнула оттуда, - кое-что совершенно бесполезное, потому что после у Констанции всегда были при себе телохранители и она не нуждалась в том, чтобы пользоваться полученными навыками. Подобная ситуация для нее в новинку, но на будущее стоило учесть, что всякое может случиться, - У него на столе лежало оружие, ножи и прочая дрянь. Скажу, что взяла пистолет оттуда, чтобы не было вопросов, как мне удалось отнять ствол у мужчины в таком состоянии, - она активно присоединяется к обсуждениям и отмечает, что изумительно помнит каждую деталь прошедшей ночи. Это позволяет им успешно изворачивать факты произошедшего и маневрировать между наиболее острыми моментами. Констанция по большей части соглашается с супругом - у него было больше времени, чтобы все обдумать и к моменту, когда план безупречного вранья полностью готов, делает последний глоток кофе.

- Да. Готова. Дай мне полчаса, - она целует мужа в щеку и поднимается к себе в спальню, стараясь не думать о том, что творит. Принять душ теперь стоит немыслимых усилий, так что вместо получаса Констанция собирается минут сорок, почти безуспешно пытаясь замазать лицо тональным кремом и хоть как-то уменьшить видимость ссадин. Ей некомфортно от того, что кто-то будет видеть ее такой и сочувствовать. Хотя учитывая, что их почти наверняка будут сопровождать журналисты, это было даже к лучшему. И все же эта женщина стыдилась своих слабостей и страхов. И отчасти стыдилась вчерашнего происшествия, потому что все это случилось по ее вине.

- Я так жалко выгляжу, что уверена - в управлении нас пожалеют и отправят домой, - она кривится и поджимает губы, кладя в сумочку паспорт, - Ты знал как сложно сушить и укладывать волосы одной рукой, которая все время устает, ноет и раздражает меня количеством бинтов? - вопрос скорее риторический. Констанция садится в машину и еще пять минут ковыряется с ремнем безопасности, - К слову о машине. Прости. Если она подлежит восстановлению - я оплачу ремонт, - она в примирительном жесте поднимает руку и смеется. Сама Тэйт в машинах ничего не смыслила, но была уверена, что муж иного мнения относительно всего этого металлического барахла.

Дорога не занимает слишком много времени и у здания полицейского управления не дежурят толпы журналистов, что в данный момент Констанцию радует. Она не чувствует никакого волнения и уверена в том, что все получится, равно как уверена и в том, что действительно этого хочет. На входе девушка предъявляет документы и пришедшие утром бумажки. Узнает номер кабинета и берет мужа под руку, неторопливо следуя в нужном направлении. У нее нет никаких вопросов. Она точно помнит весь план. Ложь для нее, как для политика, обычное дело и это не вызывает ровным счетом никаких эмоций. Взгляд на мужа. Короткий стук в дверь нужного кабинета. Девушка деликатно ожидает разрешения войти и только затем открывает дверь, переступая порог.

- Мистер Ланкастер? Констанция и Магнус Тэйт. Мы приехали по поводу уточнения обстоятельств вчерашнего дела.

Отредактировано Constancia Tate (2016-08-31 23:35:33)

Ещё до приезда гостей Рудольфус запросил личные дела мистера и миссис Тейт. Прошёл ни один день с того момента, когда полицейский говорил с Магнусом и ещё больше времени минуло с тех пор когда мужчина беседовал с Констанцией, но ничего особенного, представляющий интерес для дела в тех дискуссиях не имелось, и кое-какие моменты из жизни четы Тейтов поистёрлись в памяти мужчины. Командир не питал иллюзорных надежд о том, что папки супругов станут толще, или что в их биографию добавятся любопытные факты, всё на что копу приходилось рассчитывать и опираться это те немногие крохи информации, вроде незначительных пометок или ремарок, и ещё каких-то довольно косвенных зацепок, больше ничего, за исключением истории благочестивой семьи Тейтов. Между тем, Ланкастер располагал некоторыми, неофициальным, данными о том, что этот союз хранит в себе предостаточно нелицеприятных фактов, которые могли бы, подпортить карьеру Констанции, а в шкафу у этой парочки имелись весьма любопытные скелеты тёмных делишек Магнуса. Проблема заключалась в том, что все тайны оберегались с особой строгостью и внимательностью. «Часто союзы, стоящие на взаимовыгодных условиях, оказывались куда прочнее и долговечнее тех, чьим скрепляющим материалом была любовь.».
Когда мужчина делал запрос он уже знал наперед – ничего нового не будет, а если даже удача окажется на его стороне и папки разживутся некоторыми новыми подробностями, всё это не будет иметь нужного значения, никаких улик там точно не будет. К сожалению никаких оснований, и прав для того, чтобы следить за миссис Тейт у полицейских не имелось, никто не дежурил днями и ночами около её дома, по крайней мере никаких официальных заметок или документов по этому поводу не было. В действительности командир располагал данными которые сами по себе ничего особого не представляли, но, при определённых условиях они могли сыграть свою роль. На данный момент это были не более чем пустышки, по крайней мере для Ланкастера. А вот журналисты могли бы подать эту информацию своим читателям, личная жизнь известных и публичных людей всегда интересовала рядовых граждан, но…даже если бы нашёлся такой смелый служитель пера и слова, который отважился и подал материал, редактор бы не пропустил его в печать. «Что же…нужно признать и от работников СМИ может быть польза, хотя на деле они чаще становятся помехой.».
Конечно, причин вести слежку за Тейтом тоже не было, несмотря на то, что все или почти все знали кто такой Магнус, чем он действительно занимает, и какое влияние он имеет на теневую часть города… никаких улик и доказательств того, что этот господин не просто причастен к криминальной группировки Хеллс, но и является его главой не было. Можно было оштрафовать главу международной компании по переработки отходов за превышение скорости или парковку в неположенном месте, иначе говоря всё это было всего лишь детским лепетом. «Это ещё может пригодится, по крупицам, по кусочкам мы наполним эти папки информацией, и может быть, в назначенный час нам удастся выжать из этого хоть сколько-то существенных доказательств или улик».
Идея о том, что первой будет говорить Констанция пришла к Ланкастеру не просто так. Ирландец прекрасно знал, насколько хорошо, красиво, а главное убедительно умеет лгать Тейт, это её работа. Полицейский всегда считал и знал, что политика не бывает чистой и честной, это абсолютно всегда интриги, сговоры, а ещё много лжи, притворства, лицемерия и показушности. Руди не мог знать наверняка, но опыт подсказывал ему, что супруги не станут говорить правду, скорее всего они вывернут историю наизнанку и попадут всё в выгодном и удобном для них свете. Полицейский не верил, что чета Тейтов замешана в этом деле и играет куда большую роль чем они пытаются показать. Так почему же, заранее зная, или предполагая ход и действия супругов Рудольфус предпочёл, чтобы сначала Констанция рассказала свою версию этой трагедии. Расчёт был таков – Дева Далласа профессиональная лгунья, но, Кельт на это очень надеялся, она не столь сведущая в криминалистике, по крайней мере не настолько хорошо, как мистер Тейт. Следовательно, Констанция могла либо просчитаться, либо сболтнуть лишнего.
Констанция взяла мужа за руку, это не укрылось от взгляда ирландца, скорее наоборот, чутье подсказало ему, что игра началась. «Жаль только я не знаю где тут правда, а где вымысел, хотя и питаю уверенность того, что эти двое перевернут всё с ног на голову, никаких фактов, подкрепляющих мою теорию у меня нет, к сожалению…».  Миссис Тейт заговорила, и мужчина тут же принялся делать какие-то пометки в своём блокноте. Он слушал очень внимательно, время от времени смотря на политика с некоторым сочувствием, и пониманием, участливо кивает головой, в знак сожаления произошедшего, и вновь делает какие-то пометки. «Может всё действительно именно так, как она говорит, такое ведь тоже возможно?». Если быть до конца честным, то версия Констанции имела право на жизнь, и на первых парах её рассказ казался правдивым. Но что-то смущало и настораживало копа в рассказе девушки, Кельт даже знал, что именно, не понимал он другого, почему именно эти детали как будто выделяются на общем фоне. Общая структура рассказа временами обрастала весьма чёткими и ясными деталями, например, дочь мэра точно знала сколько времени продлилось её заключение, или неразумность в действиях, не состыковки, тут же появлялись вопросы: что за беспечное, почти наплевательское поведение, где личная охрана, и была ли она вообще, если нет, то разве не стоило её нанять, когда тебе может грозить опасность, или… если всё было столь серьёзно отчего не обратиться к полиции? Наконец, почему идея позвонить мужу пришла столь поздно, Констанция являла собой пример умной, здравомыслящей девушки. Конечно, всё можно списать на состояние стресса, на испуг, или на что-то ещё подобное, тогда не ясно откуда столько неожиданных деталей или логических умозаключений и здравых действий. Ко всему прочему этот охранник предавший Мэнфилда. «Интересно, стал бы я брать на такое задание того, в ком не был уверен?». Ланкастер не стал спрашивать об этом, он решил, что выгоднее сейчас поверить. Глава департамента поднялся и прошёл к тумбе что находилась сбоку от него, взял стакан, достал из верхнего отделения тумбы бутылку алкоголя, и налил немного виски, вернулся к столу. – Выпейте это, Констанция, должно стать легче. – ирландец протянул стакан миссис Тейт и слегка, как бы дружелюбно ей улыбнулся. «Если ваш рассказ — это правда, то хороший, ирландский виски будет как нельзя кстати.».
Мужчина ещё не был уверен. Хотя в сущности, если работа политика заключалась в том, что нужно было профессионально лгать, то работа копа заключалась в том, чтобы не принимать слова на веру, даже если эти слова произнёс ваш друг, муж, или собственная мать. – Миссис Тейт, я понимаю, как сейчас вам нелегко, какое потрясение вы испытываете, и глубоко сожалею о том, через что пришлось вам пройти, это ужасно. – мужчина говорит спокойно и мягко, у него нет доказательств того, что она говорит не правду, поэтому Ланкастер старается быть непредвзятым. – Но я должен спросить Вас. Возможно вы помните куда вы целились? И ещё одно, перед тем как мы выслушаем мистера Тейта… Констанция, будьте любезны, расскажите мне где вы научились обращаться с оружием? – Ланкастер вновь сел напротив мужа и жены, и стал выжидающе смотреть на них. Его взгляд и тон вовсе не выражал враждебность и недоверие, скорее наоборот, Рудольфус старался быть мягким, вежливым и почти дружелюбным, насколько это было возможно и уместно в данной ситуации.