Время течет так медленно, что порой Констанции кажется, что оно и вовсе остановилось, немой издевкой напоминая будущей миссис Тэйт, что положение ее неизменно катастрофично и совершенно безнадежно. В первые сутки она беспрестанно барабанила в дверь. В стену летели все тяжелые и бьющиеся предметы. Она умоляла отца криком и шепотом отпустить ее и дать уйти. Она угрожала ему и его треклятой семье, к которой больше себя не относила. Она клялась сделать что-нибудь с собой и только тогда к ней присылали прислугу, или надзирателей - убедиться, что девушка не навредит себе. Не оставит уродливых шрамов на лице или запястьях. Не наглотается таблеток. Не совершит ничего, что каким-либо образом нарушит договоренность Шоу с Тэйтом. Но к несчастью для самой себя, Констанция была слишком малодушна, чтобы так решительно оборвать эту нить. Она слишком любила себя. Она слишком сильно любила жизнь и вгрызалась в каждый день этой самой жизни с остервенением человека, которому было, что терять. А девушке и впрямь было: ее карьера шла в гору, она следовала своим принципам и реализовывала непомерные амбиции каждый день, она любила и была любима, она собиралась замуж за другого и ощущала счастье каждое утро, когда распахивала глаза, щурясь от ярких лучей солнечного света. Вся жизнь ее была сосредоточением всех самых смелых желаний зрелой молодости, которая еще не позволяла ей ожидать подвоха каждый раз, когда все складывалось самым наилучшим образом.
Она перестала кидаться тяжелыми предметами и кричать во всю глотку на исходе первых суток - не было сил, не осталось слез и желания, что-либо делать. Оставалась хрупкая надежда, что либо отец сжалится над ней, либо Эдвин найдет ее. А в том, что он ее ищет - никаких сомнений не оставалось. Из глаз девушки не лились слезы. Руки ее не тряслись. Она верила в то, что все обойдется и образуется. Она верила в то, что подобно хорошим историям и добрым сказкам, ее собственная история окажется такой же благополучной и многообещающей. Не может быть такого, что она станет женой того, кого никогда не видела, но кого ненавидела всей своей душой за один только факт существования. Бог и судьба не могли быть к ней так жестоки. Мог отец, мог сам Тэйт, но все происходящее не могло найти своего логического завершения в браке. Она либо сбежит отсюда, либо ее вытащит Эдвин, но неразумное и отвратительное в своей сути замужество не свершится. Ни за что. Никогда. Никто ее не заставит. А если заставит - пожалеет об этом тотчас же, потому что рано или поздно она выйдет из этой комнаты и тогда помилуют Боги отца и всех тех, кто ему помогал. Они пожалеют о том, что так многое ей позволяли. И они пожалеют о том, какой силой ее наградили и какие возможности дали. Констанция жила этими мыслями каждый бесконечно долгий день. Она дышала этими словами. И она свято верила в их правдивость, потому что эта хрупкая надежда была для нее всем. Если случится так, что сегодня она была невестой одного, а завтра станет женой совсем другого и эта надежда умрет, с нею умрет и сама Констанция. Но в могилу с собой она заберет всех, кто этим шагом разрушил ее жизнь.
Прислуга бывает здесь не часто с тех самых пор, когда утром второго дня девушке принесли еду и каталоги с фасонами платьев. Она чуть не убила ни в чем неповинную девчонку, а затем заставила ее забрать каталог и передать его отцу со словами, что она убьет этим самым каталогом Тэйта, если только он посмеет приблизиться к ним хоть на шаг. Кажется, после этого ей передали, что ужин с мистером Тэйтом назначен на вечер субботы и ей было бы лучше вести себя прилично с тем, чтобы не опозорить фамилию.
Чью?
Фамилия Шоу теперь казалась просто нелепой случайностью. Констанция не хотела иметь с этой семьей ничего общего. Да она и не имела. В противном случае отцу не пришлось бы запирать ее здесь. Ему бы в голову не пришло так издеваться над родной дочерью и причинять ей столько боли. Родственниками они были лишь формально с того самого дня, как Гэбриэл женился на Наташе. И полагать иное значило неизменно обманывать себя. Глупо было полагаться на чудо. Глупо было верить в то, что они с сестрой что-то значат для этого человека после детей женщины, так ловко свившей свои сети вокруг отца. Констанция и раньше относилась к ней, мягко говоря, очень прохладно. Теперь же и вовсе этот лед превратился в опасное лезвие бритвы. И если будущей миссис Тэйт доведется выбраться из этой комнаты, первой, кто попадет под раздачу, окажется никто иной, как жена ее отца. Винить человека, которого ты ненавидел всю свою жизнь, было в разы проще, чем винить близкого человека. И время от времени Констанция даже ловила себя на мысли, что во всем на самом деле виновата Наташа. Но мысль эта быстро гасла на фоне понимания абсурдности утверждения. Ее отец был человеком со стальной волей. И он едва ли позволил бы жене решать судьбу старшей дочери, в которой видел слишком большое будущее все то время, что им довелось вместе работать.
Когда в двери очередной раз послышался поворот ключа, девушка сидела в углу комнаты на полу. Она не чувствовала холода мраморного пола и облокотилась виском о стену, прикрыв глаза. Ей было трудно даже перевести взгляд. И ее совершенно не интересовал гость. Потому что если бы это был Эдвин, поворот ключа был бы куда более торопливым и решительным. А все прочее было совершенно пустым.
Вопреки ожиданиям, когда дверь распахнулась, на пороге стояла мачеха во всей своей блистательной красе. И Констанция не смогла сдержать усмешки.
- Гэбриэл совсем отчаялся договориться со мной, раз прислал тебя. Передай ему, чтобы отправлялся в Ад и прихватил с собой Тэйта со всей его бандой таких же ублюдков.

Отредактировано Constancia Tate (2016-08-17 21:02:46)

Констанция ненавидит эту семью. Ненавидит отца, ненавидит Наташу и что страшнее - ненавидит своих братьев, которые не были повинны ни в одном из грехов своих родителей. Все они родились уже после развода Гэбриэла с первой женой и все они не имели непосредственного отношения к этому самому разводу. Причина, по которой девушка испытывала неприязнь к своим братьям была, тем не менее, довольно проста. В их жилах текла кровь их матери, а их мать разрушила семью Констанции. Теперь же столь же лютую ярость девушка питала и к своему отцу, а потому братья стали пагубным сосредоточением объединения двух людей, которых Шоу не переносила на дух и от которых ее столь ощутимо и столь явно трясло в настоящее мгновение.
Наташа зря явилась сюда. Была ли она прислана отцом, или пришла добровольно, хотела ли она мира, или пришла поглумиться - она пришла сюда зря. К несчастью для всей своей семьи, как и многие политики, эта девушка обладала изощренным умом и почти полной беспринципностью в отношении вещей, которые казались ей важными. Она могла быть неразумно жестокосердной и совершенно непримиримой. Эти качества проявлялись в ней и ранее - твердую волю и железную хватку Констанция получила от своего отца и раньше он этим гордился. Она могла рыть землю голыми руками, раздирая кожу в кровь, если это могло решить ситуацию и она готова была на самую страшные меры, если события шли вне ее контроля и против ее воли. Знала ли об этом Наташа? По меньшей мере могла бы догадываться. И да будет Дьявол свидетелем Констанции в это мгновение, она не хотела даже думать о том, что собиралась сказать, поддавшись своему гневу, своей обиде и своей ярости. Она пожалеет об этом тотчас же и ужаснется от самой себя. Но месяцы спустя, все же оказавшись женой Тэйта, вдруг неожиданно поймет, что ее больше не связывают никакие узы и сказанное мачехе в этот вечер, вполне может стать реальным.
- Зачем ты притащила с собой ребенка? - она даже не называет брата по имени. Скользит по нему совершенно безразличным взглядом. В голосе Констанции лед. А разум ее не скован условностями. Если Наташа думала, что мальчик помешает падчерице совершить необдуманные действия - она, разумеется, ошибалась, потому что едва ли в этой ситуации девушка стала бы считаться с такой мелочью, как испуганный ребенок, которого неразумная мать притащила, попытавшись прикрыть себя и избежать возможных последствий этой встречи.
- Зря ты пришла, Наташа. Он ли тебя прислал, или это акт доброй воли - ты зря пришла. Я не готова к диалогу и никогда не буду. А все, что ты здесь услышишь, тебя отнюдь не обрадует, - нет смысла выстраивать диалог на позывах светской деликатности. Здесь не трибуна. Здесь не интервью для дорогого политического издания. И здесь не прайм-тайм на государственном канале. Девушка могла говорить то, что думает, без страха навлечь на себя чье-то неудовольствие. Потому что неудовольствие отца для нее более ровным счетом ничего не значило. Он не мог сделать с нею ничего хуже, чем уже есть и перспектива просидеть в этой комнате до самой свадьбы, Констанцию не пугала. Равно как не пугала и перспектива пойти к алтарю в неглиже. Пусть лучше сочтут ее сумасшедшей, чем выдадут замуж за убийцу, изувера и беспринципного мерзавца.
Она не встает с пола и не смотрит на мачеху. Девушка устала. Устала кричать, швыряться предметами интерьера и кому-то что-то доказывать. Она надеялась на милосердие своего отца. На его любовь. На его честь и честность. После двенадцати часов слез и причитаний, было совершенно ясно, что Гэбриэл не передумает. Она не будет больше унижаться. Она сделает то, что делали все члены ее семьи в разное время - она будет ждать. Ждать либо чудесного спасения, либо неожиданно хорошего конца, либо катастрофы, которая развяжет ей руки, чтобы уничтожить отца как политика, главу семьи и человека. А следом за ним в пекло самого Ада направится сначала Наташа, а затем трое их сыновей. И да будет Бог судьей всему этому безумию. Потому что никто не имел права так поступать с нею. Никто. Даже человек, возомнивший себя Богом.
- Ты зря пытаешься строить из себя хозяйку этого дома и хозяйку положения. Наташа, если это не было очевидно ранее, мне придется это озвучить, хотя я и считаю подобные выпады моветоном, - голос Констанции абсолютно ровный, ледяной и тихий. Он не дрожит и не отличается ровным счетом никакой интонацией. Но когда девушка переходит к якобы сокровенной истине, она начинает говорить еще тише, отчего голос чуть хрипит, - Ты - никто. В рамках этого дома, в рамках этого города, в рамках этой страны и в рамках этой семьи. Ты - никто. Вся твоя власть состоит в том, что ты вовремя раздвинула красивые длинные ноги перед моим отцом. Но было это так давно, что и эта власть уже иссякла, - она никогда не говорила с мачехой в подобном тоне. Констанция вообще чрезвычайно редко говорила с мачехой и всегда во всем ее поведении сквозило то самое презрение, что впервые было высказано теперь. Девушка редких людей считала себе ровней и Наташа к числу этих людей не относилась. Во многом в таком восприятии сыграла роль мать нынешней Шоу. Она никогда не забывала напоминать дочерям, кто они есть и кем является новая супруга их отца и сам отец. С последним до недавнего времени Констанция согласна не была. Но к мачехе она всегда относилась не более чем как к дорогой игрушке, которой, тем не менее, рано или поздно настанет время оказаться в чулане, а до тех пор она будет раскрывать рот только тогда, когда ее подергают за нужные ниточки.
- И если ты пришла, думая, что можешь ставить условия мне - ты ошиблась. Гэбриэл может не считаться с моими желаниями. Он может игнорировать начисто мое существование и распоряжаться мною как вещью, или, если угодно, как племенной кобылой на смотринах, но решение о моем браке стоит гораздо выше твоей компетенции и твоего ума. Потому что от решения этого зависят десятки судеб, включая твою собственную судьбу и судьбу твоих сыновей. Он жертвует мной ради того, чтобы выжили вы. Потому что в политической среде нельзя продержаться на плаву без союзников, соратников и спонсоров, коим после этого брака должен стать Тэйт, - она объясняет это последовательно и спокойно, с раздражением отмечая все еще загнутые пальцы Наташи. Ненависть Констанции в это самое мгновение так сильна, что она время от времени представляет себе как сломаются эти самые пальцы, когда падет отец и девушка планомерно уничтожит все, что хоть когда-то было ему дорого.
- Я не желаю тебе зла, Наташа. Тебе и твоим детям. Но я не стану той, что прикроет ваши тылы браком с нужным человеком. Отец ошибся и в глубине души он уже очень хорошо понимает это. Вопрос в том, чего он боится больше - того, что против него восстанет его собственная дочь, обличенная нужной властью и нужными связями с его же легкой руки, или того, что лишится важного стратегического союзника в лице Магнуса, - с этими словами девушка неторопливо поднимается на ноги и, нетвердой после долгого сидения на полу походкой, направляется к чашке с кофе из которой делает ровно один глоток.
-  И нет никаких двух вариантов. Потому что я не нуждаюсь в том, чтобы этот человек меня слушал. Он либо придет к понимаю абсурдности своего решения сам, либо меня вытащит отсюда Эдвин, либо я собственными руками уничтожу этого человека сначала как политика, а затем как мужчину и главу этой треклятой семьи. Я думаю, что ты прекрасно догадываешься, что станет с твоими детьми в таком случае. Как ты не знала пощады ко мне и моей сестре - так и я не буду знать ее в отношение тебя и твоих детей, - она красноречиво смотрит на брата и отставляет чашку в сторону. Берет в руки каталог и перелистывает пару страниц, - на ужин в субботу пусть будет это. Темно-синее. Восьмого размера. А если свадьба все-таки состоится, хочу быть в черном, так что пусть будет это - она тычет в каталог практически наугад и аккуратно кладет его перед мачехой, стараясь не сшибить со стола кофе. После отходит к окну и какое-то время в задумчивости перебирает в пальцах медальон с собственной шеи, словно бы не в силах услышать вопроса женщины. Впрочем, этот ступор проходит так же резко, как и начинается.
- Если бы ты была на моем месте, любила другого человека и имела совершенно четкие представления о своем будущем и о том, как именно ты хочешь послужить обществу - ты бы стала женой Магнуса Тэйта? Представь, что тебя не сковывали финансовые сложности и необходимость найти свое место под солнцем. Ты уже под солнцем. Ты даже в самом зените вместе с этим солнцем. Стала бы ты женой убийцы, наркоторговца, торговца людьми и их жизнями? Легла бы ты в постель с тем, кто претит всем твоим убеждениям и взглядам на жизнь?