Криминальный Даллас приветствует вас на своих просторах! Добро пожаловать в мир больших возможностей, сносящих крышу эмоций, впечатляющих перспектив, жестоких игр, убийств, насилия, похоти и разврата. Здесь разворачивается самое эпичное и яркое противостояние между двумя группировками и представителями закона. Здесь каждый получает шанс стать лучшим среди первых, но всего лишь один раз. Начавшееся противостояние не оставит в стороне никого. Присоединяйся и вкуси запретные плоды города грехов.

Магнус
Констанция
Николь
ДИлан
Сиб

Маркус
Селена
мистер энн
Эдвин
Джек

лучший пост - Констанция







Living End: We choose violence

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Living End: We choose violence » Флешбеки » Мне лучше без тебя, но без тебя я лучше не стал, увы


Мне лучше без тебя, но без тебя я лучше не стал, увы

Сообщений 1 страница 8 из 8

1

Код:
<!--HTML--><div class="nameep"> Мне лучше без тебя, но без тебя я лучше не стал, увы </div>
<table><tbody><tr><td><img class="imgf1" src="http://savepic.ru/10449437.gif"></td><td><img class="imgf2" src="http://savepic.ru/10442266.gif"></td></tr></tbody></table>
<div class="nameep2">Edmund Windsor & Sybill V. Windsor. London
<br>- - - - - - - - - - - <br>
Он приехал чтобы увидеть её, она не ждала гостей, но эта ночь перед рождеством, сможет помочь им, обоим, многое осознать в их непростых отношениях. </div>

Отредактировано Edmund Windsor (2016-07-12 22:46:33)

0

2

Крошечные, искрящиеся серебристым светом снежинки, медленно падают с неба и Сибилл протягивает руку в черной перчатке, ловя несколько штук. Она улыбается и сдувает их с ладони, продолжая неспешным шагом свою утреннюю прогулку из магазина, где в самый последний момент все-таки решилась на покупку огромного пряничного домика, который ей предстояло собрать самой за сегодняшний день, потому что вечером она была приглашена в дом своих ближайших друзей, где планировала встретить рождество, а затем совместно со всеми вылететь в Аспен на три дня. С этой точки зрения, ей не было смысла собирать пряничные домики, ставить елку в квартире и украшать окна разноцветными огоньками. Но Виндзор тяготела ко всем этим милым глупостям еще со времени, когда у нее была семья и они проводили рождество так, как должно и ничего не могла с собой поделать и сейчас. Так что, елку ей привезли еще позавчера, а игрушки она выбирала все выходные и потому предыдущую ночь провела за украшением дерева и украшала его до тех пор, пока в четыре утра один из друзей не внял ее просьбе и не привез искусственный снег. Отчего-то елка без снега казалась Сибилл неестественной и непривлекательной, а в рождество все должно быть безупречным, даже если сам праздник предстояло провести вне дома. Капризы Сибилл здесь часто не понимали, но дружеские узы обязывали мириться даже с самыми странными из них. И хотя Виндзор уже наслушалась колких шуточек о том, что готовит квартиру для Санта-Клауса и рассчитывает получить от него самый лучший подарок, она продолжала делать то, что казалось ей необходимым и правильным. Так что к сегодняшнему утру квартира выглядела ничуть не хуже, чем в рекламных каталогах самых пафосных лондонских фирм.

Сибилл не торопится разбирать покупки, зато упаковка с пряничным домиком тут же находит свое место на столе. Девушка торопливо распаковывает детали и раскладывает их на поверхности. Для склейки деталей между собой нужно приготовить крем из упаковки, но Виндзор к плите лучше не подпускать и потому она заранее предусмотрела этот маленький конфуз и еще вчера купила заварной крем в магазине и самостоятельно добавила в него пищевых красителей, так что теперь у нее было все для создания идеального пряничного домика в лучших рождественских традициях.
Когда родители были живы, они все вместе собирали пряничные домики размером во много раз больше, потому что на рождество дом был полон людей и не оставалось никаких сомнений в том, что угощение будет съедено. Маленькую Сибилл в те годы подпускали к сборке только за руку с кем-то из старших, потому что будучи еще четырехгодовалой малышкой, оставленная в гостиной в полном одиночестве всего на несколько минут, она надкусила домик по самой середине крыши, а затем попыталась прикрыть конфуз яблоком в карамели и в итоге сломала всю конструкцию. Ее не ругали, но объяснения ни к чему не приводили - последующие годы она просто надкусывала домик в районе окна, или ворот, или просто ложкой съедала крем, пока никто не видит. Теперь же Сибилл предстояло собрать домик самой и у нее не возникало ровным счетом никакого желания надкусить его где бы то ни было. Напротив, Виндзор тщательно смазывала каждую часть и ставила ее настолько аккуратно, насколько это вообще было возможно, выстраивая безупречную конструкцию и начисто игнорируя мигающее оповещение на телефоне.

Хотя вообще-то оповещения на телефоне она игнорировала уже добрые сутки. Кому это было нужно, могли найти ее и без мобильника, платья всех своих подруг Сибилл оценила еще в прошлые выходные, а все прочее было незначительной мелочью. Среди этой категории где-то затесались звонки и сообщения от брата, которые Виндзор успешно игнорировала большую часть последнего полугодия. Она почти не говорила с ним, никогда не отвечала на его сообщения, не поздравляла его с праздниками и не спрашивала его о делах. Для Сибилл брата не существовало уже долгое время и этот поразительный парадокс заметили уже даже окружающие ее люди. Раньше она могла часами болтать с Эдмундом обо всякой ерунде, отвлекая его от дел и совершенно не беспокоясь об этом. Теперь же их редкие разговоры сводились к ее коротким и предельно однозначным ответам за очень редкими исключениями. О причинах такой перемены Сибилл никогда и ни с кем не разговаривала и известна эта причина была только им двоим.

Это была обида не маленькой девочки, не желающей уезжать из Далласа по причине собственных страхов, и даже не сестры, опасающейся отчаянно за жизнь старшего брата. Это была обида женщины и человека, который длительное время готов был отдать свою жизнь за благополучие Эдмунда Виндзора, потому что он был самым дорогим ей человеком, жизни без которого Сибилл не представляла и не хотела представлять, просто потому что он был частью ее самой, частью ее души, разума и сердца. В сознании девушки они с братом были едины и неразделимы во всем, в чем это могло быть возможным. Это была даже не любовь. Это было ощущение абсолютного единства. Если не было его - ее тоже не могло существовать. И в восприятии Сибилл просто не было понимания, как способен был этот человек воспользоваться ею и после просто отослать, как если бы ничего не было. Предательства от него ожидать было невозможно. И тем паче - невозможно было с этим примириться. Там, где раньше был ее брат, его больше не было.  На месте того Эдмунда, которого Сибилл знала с рождения, не осталось ничего, если он мог приравнять сестру к другим никчемным девкам, которые его окружали. Одному Дьяволу было известно, чего стоило юной Виндзор просто привыкнуть к этой мысли. Она слишком многих потеряла в той чудовищной трагедии и брат оставался для нее последней опорой. И он умер для нее в тот самый день, когда протянул ей билет на самолет в Лондон.
Это была не обида маленькой девочки и даже не обида сестры.
Это была скорбь по самому дорогому на свете человеку, ушедшему навсегда.

Сибилл не чувствует ровным счетом ничего, удаляя перемазанными в креме пальцами оповещения о пропущенных от брата звонках. Его сообщения она не читает вовсе и удаляет их даже не открытыми. Рука ее не дрогнула и сердце не сжалось ни единого раза. Виндзор мгновенно переключается на ответы друзьям в общем чате, уже хвастающимся красотой своих рождественских деревьев, пудингов и подарков. Она улыбается, отсылая фото наполовину собранного пряничного домика и не торопится фотографировать упаковки подарков, гора которых валяется на заднем сидении ее автомобиля. Сердце тотчас же наполняется радостью и предвкушением праздника. Виндзор обожала рождество больше жизни.
В своей радости она не сразу слышит трель дверного звонка. А когда слышит, разумно полагает, что ее беспокоит кто-то из соседей и потому безо всяких сомнений подходит к двери и даже не пытается смотреть в глазок. Два коротких щелчка верхнего замка и один нижнего. Виндзор кончиками пальцев толкает дверь, рассчитывая увидеть сердобольную старушку с яблочным пирогом. Но видит она кое-кого совсем другого. И распахнутые карие глаза ее не обманывают. Дорогой костюм, черное пальто, легкая небритость и взгляд точь-в-точь повторяющий ее собственный. На пороге стоял брат Сибилл и это точно был никакой не сон. Но еще до того как Виндзор успевает выразить собственные мысли на этот счет, она дергает ручку двери на себя и захлопывает ее перед носом Эдмунда, запирая сначала верхний замок, затем нижний, следом задвижку и в довершении всего - цепочку.
Он не мог быть здесь. И ему нечего здесь делать.
Виндзор заставляет себя сделать несколько глубоких вздохов, не позволяя себе разрыдаться и идет на кухню. Ей предстояло достроить еще больше половины дома.

+2

3

До сегодняшнего утреннего пробуждения, он совершенно не предполагал, что предстоящую ночь проведет на другом континенте. Завтра канун рождества и, само собой разумеется, у большинства людей, все мысли были посвящены предстоящему торжеству. Уже много лет Эд не встречал рождество так, как полагается, вероятно, все праздники в кругу его семьи умерли вместе с большей её частью. Прошлый вечер он провел, как и всегда, в компании приближенных по бизнесу, закончив его в одном из ночных клубов. Тогда, в голове Эдмунда, не было ни единой мыли, о том, чтобы навестить сестренку, в не столь далеком туманном Альбионе. Дело не в том, что он не думал о ней, например, о том, как она сейчас и с кем проводит свое свободное время, это всегда будет его безмерно интересовать. На самом деле, он чертовски скучал, и чтобы заглушить эту тоску, старался занять себя любимым делом, если и оно не помогало, всегда была в помощь бутылка дорогого портвейна и разнообразные любовные утехи. Делая из всего этого вывод, со всей ответственностью можно заявить, что вчерашним вечером у него имелись куда более привлекательные пьяные планы на будущие выходные. Сегодня же все изменилось, и как только он распахнул глаза, его еще спящий мозг стал распространять по всему организму единственное желание, которое нарастало с каждой секундой, и имя ему Сибилл. Кое-как поднявшись с постели, он принял душ, позавтракал, и даже не побрившись, отправился на работу. Работа была его последней надеждой вернуть себе здравый ум и кардинально изменить сумасшедшее желание. Всю дорогу до конечного пункта его мучали воспоминания, не момента их последнего расставания, а те, далекие, счастливые годы их семейного благополучия. На его душе лежал тяжкий груз, от того, что он предал семью, тем, что совершенно забыл о значении слова семья, а ведь ему теперь нечем похвастать, его мирок в действительности состоял лишь из двух человек, и те умудрились все испортить. Он старался не вспоминать о том, что случилось, полгода назад и этому  могли способствовать множество причин. Дело тут точно нее в плохой памяти, и не потому что ему противно от самого себя, нет, он не жалел, и не хотел бы изменить случившееся, потому что рано или поздно это должно было произойти и они оба об этом знали. Эд был пьян, им двигало лишь один инстинкт - желание, пускай, он и продиктован любовью, но в тот момент, она оставалась где-то на задворках. После случившегося, ему вновь пришлось делать сложный выбор, он всю жизнь стоял на распутье, и какой выбор не сделай, кто-то точно пострадает. Он думал, что в случае с сестрой, подставляет себя под расстрел, в итоге ошибся, вдобавок губя свой характер, но тогда ему казалось, он спасал более дорогую для себя жизнь. С сестрой всегда было сложно, упертая, своенравная, но глубоко преданная своей семье, в отличие от него, была бы она мужчиной, именно она возглавила бы эту войну, но судьба распорядилась иначе, и тот, кто не должен был быть вмешан в мафию, сейчас становился во главу криминального мира. Правда, для Эдмунда все вышло удачно, если, конечно, это таковым можно назвать.  В этой сфере он как рыба в воде и ему безумно нравится его нынешнее положение, нравится быть тем, кого бояться и ненавидят, нравится вершить судьбы людей и нравится быть на месте отца, тем самым отдавая дань его памяти. Дело с местью стало подходить к своему логическому завершению, почти все ключевые фигуры пали её жертвой, а тем, единицам, кто еще дышит, не позавидуешь, их нервы сами не выдерживают и большинство решают расстаться с жизнью самостоятельно, пуская себе пулю в лоб. Эд принимает такой расклад дел, но зачастую с грустной миной, ведь ему приносит удовольствие самолично калечить предателей, и это уже переросло в нездоровый интерес и лучше бы сестренке об этом не знать, хотя, возможно, ей уже все равно.  Когда они расставались, её взгляд говорил сам за себя, она просто развернулась и ушла, в тот миг между ними оборвалась невидимая нить, связывавшая их воедино. Он пытался начать примирение, звонил, писал, но в лучшем случае получал сухие односложные ответы, а в худшем же полнейшее игнорирование его какого-бы то ни было существования. Справедливо, но слишком неприятно и больно, ведь она была для него всем, пусть и поступал он с ней чрезвычайно жестоко. Все что он делал, он делал ради неё, в первую очередь ради её благополучия и на благо семьи. Сибилл была его слабостью, его желанием, его помешательством, можно называть это по-разному, но факт остается фактом, она всё, что ему нужно на этом свете. Кто же она для него? Сестра? Столь близкая, что это переходит уже всякие границы разумного. Любимая женщина? Назвать её так, было бы просто невозможно. Единственное, что было непоколебимо и точно известно, то, что она навсегда останется для него его дорогой и любимой принцессой, ради улыбки которой, он готов свернуть горы, убить сотни людей и умереть сам. Но как все исправить? Как вернуть те близкие отношения, которые ему так необходимы? Ведь без неё, нет его, рано или поздно праздная жизнь надоест, месть и секс не будут приносить удовольствие, останется лишь пустота. В тот день он не мог спокойно работать, он считал минуты до того момента как сядет в самолет и отправится на долгожданную встречу. Эдмунд не представлял, что скажет ей, как будет умолять о прощении, он знал лишь об одном, что больше всего на свете желает увидеть её и провести этот праздник рядом со своей семьей.
В международный аэропорт Хитроу самолет приземлился уже далеко за полночь, всего пару часов оставалось до рассвета, но Эдмунд все равно направился к тому дому, где жила его сестра. Он долго стоял, почему-то не отпуская такси, и всматривался в темные окна знакомой квартиры, он бы ни за что не решился заявиться туда сейчас, но не смог пересилить свое желание побыть хотя бы рядом. Мужчина просто стоял в паре метров от шумевшего авто и подняв голову вверх ловил лицом снежинки, которые неспешно спускались с небес, превращая весь город в снежную сказку. Было довольно морозно, но он не чувствовал холода, его грело присутствие сестры, ведь он был уверен что она сейчас там сладко спит в своей постели, а он даже не пожелал ей сладких снов и не поцеловал в лоб, как это делал раньше. Простоял он так, как ему показалось довольно долго, на самом же деле около получаса, затем сел в такси и, проехав квартал, попросил остановиться у круглосуточного паба. Атмосфера заведения, как и все сейчас вокруг, была пропитана рождеством, странно, но его это даже не раздражало как обычно, он уселся за барную стойку и попросил наполнить его стакан лучшим виски. Вот тут то время совершенно замедлило свой ход, хотя за всю оставшуюся ночь и начало утра, он осушил не больше трех стаканов. Дум было много, воспоминаний тоже, все, что только можно он прокрутил в своей больной голове, зато к концу, ему действительно стало легче, исповедь самому себе оказалась очень неплохим занятием. Это был наверно единственный день, когда он совершенно не думал о своем бизнесе, том и другом, возможно, ему повезет и все выходные удастся забыть обо всем на свете, но надежда на это была ничтожно мала. Из паба к дому сестры он шел пешком, снег не прекращался, но падал уже более крупными хлопьями, зато воздух стал теплее, и прогулка хорошо проветрила мозги. Подойдя к дому, он вновь взглянул на окна, все так же тихо, как раз в этот момент из подъезда выходила шумная толпа молодежи, и ему удалось прошмыгнуть внутрь, до нужной квартиры он добрался так быстро, что словно на крыльях. Задержавшись, но лишь на мгновенье, его указательный палец нажимает на кнопку дверного звонка, дыхание остановилось и только сердце бьется ровно в такт. Он как то научился держать себя, его сердце всегда бьется ровно, это можно назвать хладнокровием или же отличным самообладанием. Но все это врят ли относилось к сестре, с ней он всегда терял все что имел, она сводила его с ума, одним лишь словом, и он легко мог повестить на все её ухищрения, но возможно все изменилось. Их глаза встретились, после долгих месяцев разлуки они вновь смотрят друг на друга в непосредственной близости и кажется, что стоит сделать лишь шаг вперед и все прошлое забудется и раствориться как сон. Но не тут-то было, Сибилл решает сделать шаг назад и захлопывает перед носом брата дверь, запирая на сотни замков. Глупо было не полагать подобной выходки от неё, уж он, то, очень хорошо знал свою сестру, поэтому, даже слабо улыбнулся, тому, что она совсем не изменилась, эта была его Сибилл, его дорогая и любимая капризная принцесса.  Стучать вновь было конечно бесполезно, но стоило опробовать все возможные варианты, и он принялся барабанить дверь. – Сибилл, открой дверь, - спокойным, но повышенным тоном говорил он через дверь, несомненно, она слышала, но все бестолку, упертый маленький баран. – Пожалуйста, открой эту чертову дверь, - не психануть было невозможно, и он, простучав так достаточно долгое время, так ему показалось, обессилено оперся спиной о ту саму дверь. – Ты не сможешь от меня скрываться вечно, рано или поздно ты выйдешь оттуда, а я подожду, - он говорил не громко, но примерно так, чтобы было слышно, - Хочешь наказать меня? Так дам тебе совет, как мучитель со стажем, самое изощренное наказание исполняется лицом к лицу, так гораздо эффективнее и больнее понимается содеянное, - он пытался говорить, чтобы она не на секунду не забывала о его присутствии, все что угодно, все, что придет в голову, - На улице чудесная погода, я наверно испортил все твои планы на сегодняшний день, прости, но я не жалею об этом, единственное, о чем могу жалеть, так это, что не увижу, еще хоть раз, твое лицо, - он отпрянул от двери и повернулся к ней лицом, - Буду ждать тебя на улице, у подъезда, я заметил там отличные ступеньки, которые на ближайшие часы станут мне домом, если станет скучно, приходи, но, прошу, успей до того как я превращусь в сосульку, - он ухмыльнулся, и сделал вид, что спустился по лестнице вниз, сам же вернулся и прошел на общий балкон на этаже. Балкон квартиры Сибилл находился на этой же стороне дома, на одной высоте и всего в метре. Хотя, все поверхности были скользкими, перебраться с одного балкона на другой было ему вполне по силам, этим он и занялся на ближайшие пару минут. Миссия выполнена, и он уже стоял с обратной стороны совершенно другой, балконной, двери, которую мужчина мог открыть и без отмычки. Удар ногой и дверь распахивается, в квартиру влетает холодный воздух и вместе с ним запорошенная снегом фигура в черном пальто. – Санта пожаловал! Кто тут у нас был хорошей девочкой?

+1

4

Его не существует.
Это всего лишь больная фантазия, глупый бред воспаленного мозга, который в такие семейные праздники чертовски скучал по родным и очень сильно в них нуждался. Сибилл нередко перед Днем Благодарения и Рождеством снились семейные праздники при обязательном участии старшего брата, по которому она скучала больше всех, потому что он был жив и оставлял хотя бы намеки на возможные встречи в далеком будущем. В такие ночи Виндзор попросту не хотела просыпаться, потому что утром ее ждали слезы и горькое разочарование в том, что это был только сон и им никогда больше не собраться за одним столом всем вместе.
Однако же, если происходящее в эту секунду было сном, то этот сон был весьма дурным и ничуть не привлекательным. От него Сибилл хотела бы очнуться тотчас же, но сколько она ни щипала себя, сколько ни дергала за копну черных волос, это не давало никакого результата и раз от раза возвращало девушку к мысли о том, что эту проблему ей придется каким-то образом решать. Точно так же, как она решала ее все это время, день за днем повторяя себе, что Эдмунд отныне и навсегда ей никто. Не брат, не родственник, не человек, с которым рядом она желала бы находиться рядом. Он - чужой, не дорогой и не близкий. Она ничего к нему не испытывает и совершенно в нем не нуждается. Первые пару месяцев эта ложь с большим трудом укладывалась в голове и сердце. Разум искал оправдания брату, а сердце всеми силами стремилось к тому, чтобы набрать его номер посреди ночи и до утра болтать обо всякой ерунде, которая произошла за все то время, что они не общались. Каких титанических усилий стоило Виндзор удерживать себя день за днем и ночь за ночью от своих слабостей, известно одному лишь Богу, который ровным счетом ничем ей не помог.
Но спустя недели и месяцы неизменно становилось легче. Боль утихала, слезы высыхали и память о роковой ночи и следующими за ней днях стиралась. Сибилл с трудом могла припомнить, как вообще все это вышло, как она оказалась на праздновании тридцатилетия Эдмунда и как пережила его нотации о том, что рисковала по глупости и стоило хотя бы предупредить о приезде. Ей еще тогда следовало догадаться. Догадаться, что человек, который любит ее, не мог сердиться на нее за неожиданный визит. Ей еще тогда следовало догадаться, что два года изменили брата до неузнаваемости и Сибилл не стоит более в нем искать что-то от человека, которого она любила всей своей душой. Что осталось от ее дорогого Эдди, когда с пустотой в глазах принимал поздравление даже не десятков - сотен едва знакомых девушке людей и избегал ее присутствия? Виндзор признавала свою вину в отсутствии понимания, наблюдательности, простейшей предосторожности рядом с человеком, которому она абсолютно доверяла и которого столь же безоговорочно любила. И она корила себя за ту глупость, которая позволила ей подумать, что тот его поцелуй в аэропорту не был следствием пережитых ими страданий и желания сблизиться настолько, насколько подобное вообще возможно между двумя людьми, без оглядки на их родственные узы.
Когда они вернулись с вечеринки уже под утро, Эдмунд был изрядно пьян, что вряд ли скажешь о его сестре. Она ловко уворачивалась от протянутых ей бокалов с виски и повышенного интереса к родственнице Виндзора, о которой все слышали, но никто не видел.  Сибилл скорее устала, чем была опоена алкоголем, состоявшим в паре бокалов шампанского и одном - красного вина. Видеть на этом балу у Сатаны трезвого человека, а позднее и не обкуренного и не совокупляющегося, окружающим было весьма странно, а девушка  потому чувствовала себя неприятно и неуютно. И тем охотнее она восприняла предложение брата поехать домой, потому что «маленьким девочкам давно пора спать в своих кроватях». Отшутившись от шпильки брата, Виндзор вызвала машину с виллы и дорогу до дома провела, разлегшись на заднем сидении автомобиля, положив голову на колени к Эдмунду, который интересовался у нее всякой ерундой, которой Сибилл занималась весь вечер.
Вилла встретила их непривычной тишиной и спокойствием и потому старший из Виндзоров тут же решил, что им нужна музыка. Пара нажатий на кнопки и в гостиной заиграла какая-то ненавязчивая мелодия. Девушка собиралась спать, но Эдмунд попросил ее остаться, а отказывать имениннику было бы невежливым. Кажется, они говорили о какой-то ерунде. Кажется, брат требовал открыть шампанского и свой именинный торт со свечами. Кажется, они танцевали и Сибилл хохотала, чувствуя себя легко и свободно. Кажется, он поцеловал ее первой и это не был целомудренный поцелуй в лоб, как брат привычно делал, провожая младшую ко сну, или отправляя ее в школу. Это не было и нерешительным касанием губ. Он целовал ее вполне осознанно и вполне понимая, что делает. О чем думала в этот момент Сибилл? Понимала ли, что творит? Да. К своему бесконечному стыду в настоящий момент, тогда она осознавала каждое мгновение их постыдной близости. И она хотела этой близости. Эдмунд был единственным человеком в ее жизни, не просто имевшим значение, но составлявшим суть этой жизни, ее неотъемлемую часть, ее константу. В воспаленном сознании девушки они и без того были едины. И могли ли между ними лежать запреты? Нет, нет, тысячу раз нет. Для них не существовало и не должно было существовать рамок морали. И что это за мораль такая, которая ставила запреты на единство с тем, кто и без того был твоей частью? Сейчас Сибилл думала об этом как об абсолютном безумии, о недопустимом богомерзком грехе, который не должно было допустить. Но в ту ночь ей казалось иначе. И Виндзор не воспротивилась ни поцелую, ни руке брата, потянувшейся к молнии на ее платье. Она была уверена в том, что ни о чем не пожалеет. Но пожалела всего несколько часов, встретившись за завтраком с растерянным взглядом брата и его нерешительной попыткой сгладить произошедшее.
Сибилл не вела себя подобной одной из его девок, хотя тут же ощутила себя таковой. Она не фыркала, не кривила губы, не кричала и не угрожала. Она даже не била посуду. Не умоляла и даже не просила Эдмунда одуматься. Не взывала к его родственным чувствам и чувствам вообще. Не пыталась давить на жалость. Она просто проглотила ком в горле и не позволила себе заплакать, потому что волю слезам даст в Лондоне и будет задыхаться в рыданиях сутки, двое или трое. Но она не доставит удовольствия и не потешит самолюбия брата задушевными разговорами. Коротким жестом руки Сибилл пресечет его попытку все объяснить и оправдаться. Что нового  мужчина мог ей сказать? Что заботится о ее безопасности и благополучии и лишь потому между ними на столе лежит билет в Лондон? На эту чушь она уже однажды купилась. Но с тех пор Виндзор повзрослела. И ей не нужно было объяснять прописных истин. Для брата она была никем с момента их отъезда. А чуть пьяный - он не проводил различия между нею и своими шлюхами, которые за ночь с Эдмундом Виндзором готовы были продать душу. Разве тут было о чем говорить? Разве тут было, что слушать? Это был жестокий урок, который в тот самый момент разрывал душу Сибилл на части. Если бы Эдмунд вдруг неожиданно исчез - она бы скрючилась и рыдала взахлеб, кричала во все горло и била бы всю посуду вокруг. Но тогда девушка просто предельно сдержанно улыбнулась брату, съела тост с джемом и овсянку, запила апельсиновым соком и на попытку Эдмунда начать тот самый задушевный разговор, который должен был ей многое объяснить, ответила одним лишь коротким «не утруждайся». После этого Сибилл похлопала мужчину по руке, забрала билет и достала из нераспакованного чемодана темно-зеленое платье. Через час Виндзор была готова и на все увещевания брата о том, что до самолета еще семь часов и ей нет нужды выезжать так рано, пожелала ему счастливо оставаться и села в такси, что было совсем уже за гранью разумного, учитывая, что на вилле работали как минимум двое постоянных водителей.
Такая выдержка и такое лютое терпение досталось Сибилл, пожалуй, от отца. Она не выдала своей боли ничем. Тут же своим поведением дала понять отношение к Эдмунду и будущему этих отношений, но с губ ее не сорвалось ни одной оскорбительной и унижающей фразы. У нее даже не тряслись руки. И губы не подергивались в попытке сдержать слезы. Ком в горле не мешал ей говорить...
И если Эдмунд Виндзор думал, что после того, что его сестра пережила в тот самый чертов день, он мог вывести из равновесия сейчас - он сильно в этом ошибался. Руки девушки не тряслись и теперь. Слезы не проступали на глазах. Боль, злость и обида безуспешно бились на задворках души и разума. Сибилл сосредоточенно и предельно осторожно продолжала собирать пряничный дом под безуспешный стук в дверь и просьбы открыть. Она даже попробовала заварной крем и достала с полки посыпку в виде звездочек и сердечек для украшения крыши и окон. И в ее сердце ничего не дрогнуло. Ни на единое мгновение у нее не появилось желания распахнуть дверь и оказаться в объятиях брата. Тщательно выстроенная ею стена льда, холода и лживого безразличия сейчас была как нельзя кстати, защищая Виндзор от очередного тяжелого потрясения. Но чем дольше длился стук, тем тяжелее Сибилл становилось сохранять свою решимость. Сегодня ведь было рождество. А он хотя бы формально все еще оставался ее братом. При мысли о том, что свой праздник Эдмунд проведет в девятичасовом полете до Далласа у Виндзор невольно сжималось сердце. Она ведь могла хотя бы одолжить ему квартиру на пару дней? Ведь сама Сибилл все равно сегодня вечером уедет к друзьям и вернется не раньше, чем через неделю. За это время брат уж точно уберется из ее дома. Девушка уже почти даже примирилась с этой мыслью и даже смогла порадоваться в своем милосердии тому, что Эдмунд хоть и в полном одиночестве, но проведет Рождество в красиво украшенной квартире и сможет поесть пирожных, выпить шампанское и закусить пряничным домиком. Возможно, она даже найдет для него маленький подарок, чтобы Виндзору не было так грустно и одиноко. Никто не заслуживал провести Рождество без подарка.
Сибилл уже было подошла к раковине и вылила на руки жидкое мыло, отмывая их от крема и пищевых красителей, когда жуткий шум из гостиной, где располагался балкон, заставил ее практически подпрыгнуть на месте. Сердце невольно застучало быстрее от испуга, но следом послышался голос брата и Виндзор не двинулась с места. Она не хотела его видеть и не хотела никак с ним взаимодействовать. По меньшей мере раньше, чем домоет руки и вытрет их об полотенце с предельной тщательностью. Затем девушка выдохнет, уберет волосы за спину и поймет, что если этот человек уже в ее квартире - встречи им не избежать. Нужно просто постараться разрешить ситуацию с наименьшими потерями для себя. Но чем сильнее колотится сердце, тем лучше Сибилл понимает, что шансов у нее почти нет. Потому что боль и гнев уже просачиваются крошечными каплями сквозь колбу самообладания и выдержки.
- Эдмунд, давай решим все по-взрослому, - сходу предлагает девушка, открывая дверь в гостиную и включая свет, - Раз уж ты прилетел, было бы грубым и неуместным отказать тебе в гостеприимстве. Поэтому ты можешь расположиться во второй спальне, принять душ и позавтракать в кофейне на углу. Я оставлю тебе ключи перед уходом сегодня вечером. В квартире есть все необходимое для празднования Рождества - в холодильнике есть изумительные пирожные, шампанское, яблоки в карамели и я уже почти достроила пряничный дом. Все это в твоем распоряжении. В супермаркете на углу ты еще успеешь заказать себе ужин. Елку я уже украсила вчера... - Сибилл тараторит на одном вздохе и не смотрит на брата ни единого мгновения. Она скользит взглядом по обстановке и убранству комнаты, силой заставляя себя глотать ком в горле и не подпускать слезы к глазам. Как это вышло, что они теперь друг другу никто? И как она вообще может думать о том, чтобы встретить рождество с кем-то кроме Эдди?
- Я вечером уеду к друзьям и Рождество проведу у них. После этого я на три дня полечу с ними же в Аспен, а оттуда на пару дней загляну к бабушке с дедушкой, я не видела их уже почти три месяца и они очень просили заехать. Ты оставишь ключи у соседки снизу. Она передаст их мне, как только я вернусь. Если этот вариант тебя устроит - добро пожаловать. Полотенце возьмешь в шкафичке, - голос ровный и ничуть не сбивается. Сибилл уже думает уходить, когда взгляд зацепляется за распахнутую балконную дверь и причину, вызвавшую такой шум.
В зимнюю пору дверь на балкон открывалась крайне редко и потому возле нее был поставлен огромный разноцветный олень из гипсокартона, которого девушка купила на рождественской ярмарке и тащила его домой на руках, потому что со своими рогами он не помещался ни в одну машину, кроме грузовой. У оленя была вязаная одежда, красивые большие глаза и шапочка Санты на голове. Он улыбался и чертовски нравился Сибилл, так что она нередко разговаривала с ним как с живым. Виндзор даже дала ему имя - Рудольф - в честь девятого оленя Санты. И тем ужаснее казалась трагедия, случившаяся из-за проникновения Эдмунда в дом. Рудольф был поломан ударом балконной двери и теперь по частям валялся на полу за спиной брата.
- Ты сломал рождественского оленя! - с неподдельным ужасом и огорчением восклицает Сибилл и бросается к останкам игрушки, силясь понять, удастся ли собрать ее по частям. Виндзор в досаде ударяет раскрытой ладонью по полу и начинает оценивать масштаб ущерба, складывая отдельно голову с рогами, ноги и туловище, - Бедный Рудольф! Я так старалась, чтобы донести его до дома. Он был таким замечательным и у него светился нос - совсем как у оленя Санты! - обида в ее голосе сравнима с той, что Сибилл испытала только в детстве, когда братья футбольным мячом сломали ее уродливого зайца из какого-то фильма ужасов. Вообще-то его ненавидела вся семья, но маленькая дочь Виндзоров обожала странные игрушки и ее эта потеря крайне огорчила. Вот и сейчас девушка не знала за какую часть оленя ей следует хвататься, чтобы собрать его по частям. Растерянность и огорчение Сибилл не могут сдерживаться долго. Она опускает глаза и уже чувствует, как по щекам начинают литься слезы, - Я любила Рудольфа, а ты снова все испортил! - она всплескивает руками и пытается вытереть слезы с лица, сидя вокруг частей оленя, - Ты всегда все портишь. Ты злой. И ты совсем не любишь меня, иначе бы не стал ломать его. И ты жестокий. И всегда обманываешь меня. И...И...И... Я не хочу тебя видеть. Уходи! Уходи сейчас же! - она запускает в Эдмунда стоящей рядом на кофейном столике хрустальной фигуркой балерины, - И ты не можешь у меня остаться. Уходи. Ты не будешь есть мой пряничный дом и сидеть у моей елки! И я не подарю тебе никакого подарка, потому что ты заслуживаешь быть единственным, кто в Рождество останется один и без подарка! - слезы текут по щекам уже градом, Сибилл кричит на брата и захлебывается в рыданиях. Пытается вытереть лицо, но у нее ничего не выходит. Она берет в руки тончайшую фарфоровую чашечку, стоявшую здесь же и вновь запускает ее в полет, даже не глядя, куда именно

+1

5

Все могло бы быть совершенно иначе, наверно каждый из них задумывался над этим, когда осознавал всю тяготу своих отношений. Они, наверно, могли бы быть хорошими братом и сестрой, как это полагается в нормальных семьях. Он - заботливый старший брат, она – его поддержка и точка опоры. Несомненно, все это присутствовало между ними, но меркло, по сравнению со всей ненормальностью остальных проявлений. Раньше, они никогда не были так близки, как в первые годы после трагедии, именно это сплотило их, но вопрос в том, что натолкнуло на безрассудство. Они стали центром мира друг у друга, единственным якорем, за который стоит держаться, не удивительно, что им в принципе больше был не нужен никто, они слишком сильно зацепились друг за друга, что не поняли, как погубили все остальное. Трудно быть кровными родственниками и одновременно желать друг друга телом и душой, поэтому их родственная связь рушилась, чем дальше они заходили, тем серьезнее были последствия. Они бы и рады перешагнуть через все, но понимание того, кто они есть, больно ранит обоих, они продолжают делать больно друг другу, как умеют, руша в итоге свой и так хрупкий мир. Эдмунд слишком долго отталкивал свои чувства, считая их безумством, а когда они завладели им в первый раз, испугался, что потеряет сестру навсегда. Это было всего лишь первый звоночек, затем всплыл другой страх по поводу её психического состояния, которое, он уже, несомненно, подорвал, но в виду того, что разговора у них так не получилось, и она выглядела вполне адекватно, он посчитал его беспочвенным. И, наконец, самое главное, безопасность, которая была превыше всего, и которую уже неоднократно нарушали, опасность все еще оставалась, впрочем, она будет всегда, но пока была возможность держать её дальше от этого города, он сделает все, что требовалось ради этого, пусть даже рискуя их отношениями. Все просто, были миллионы поводов, чтобы она была от него настолько далеко насколько это возможно, и только один за то, чтобы осталось, но он не имел значения, так как чувства всегда уступали разуму. Смотря на неё сейчас, с высоты своего роста, на это хрупкое и, казалось бы, беззащитное создание, он силился, чтобы не схватить её и задушить в своих объятьях. Она могла говорить все, что угодно, и он мог даже пропускать это мимо ушей, просто наслаждаясь ей, тем как она говорит, как хмурит носик, пускает молнии из темных глаз, все это заставляло его сердце таять. Только в такие моменты осознаешь, что куда бы ты её не отправил, ты всегда отправишься за ней следом, будешь искать поводы для звонка и жутко хотеть вернуть обратно. Это и вправду похоже на зависимость, сродни наркотической, чем больше ты пробуешь, тем сильнее хочется, один поцелуй, за ним другой, а за третий ты уже убить готов. Эд по своей сути чрезвычайно хладнокровен, в нем столько железа, что, наверное, он бы смог пережить все, но как и у любого смертного, у него есть своя слабость. Всевозможные слабости и привязанности лучше держать подальше от себя, если ты планируешь в ближайшем будущем хорошую бойню, тем более, когда тебе уже в глаза говорят, что ты помешан. Видела ли она его реальные чувства? Или думала, что он просто хочет от неё избавиться? Не удивительно, что она так подумала последний раз, когда он вручал ей билет на самолет за завтраком, после их первой ночи, а может и единственной. Эд почувствовал укол в области груди от её слов, взгляда и манер, все показывало на то, как она его презирает и больше не желает находиться рядом. Прошло пол года и он вдруг с маху решает заявиться к сестре накануне рождества, сделать себе подарок, на счет её чувств можно было только гадать. Сейчас, он видел её слёзы, и где то в глубине, проклинал себя, за то, что приехал и «все испортил». Я сломал оленя. Сначала он и в правду подумал, что все эти рыдания из-за какой-то игрушки, ведь чертовски похоже на Сибб, только он не учел того, что она уже выросла, да и когда ему это узнавать, дела у него всегда стояли на первом месте. Он мало уделял времени сестре, единственное исключение, что он не мог ей не позволить, это долгие телефонные беседы. Неудивительно, что все это происходит сейчас, а он, родной брат, не знает, как успокоить свою принцессу. От первой фигурки, решительно посланной от тумбочки, он увернулся, но вторая попадает ему прямо в лоб. Мужчина даже не чувствует, как с его лица падает капля крови, прямо на белоснежный ковер, он идет в сторону сестры и садится рядом на корточки. – Я уйду, если ты так этого хочешь, обещаю, что я уйду, - немного с горечью в словах проговорил он, - Только прошу тебя, успокойся. Он как то небрежно стал собирать остатки оленя в кучу, но быстро бросив это дело, достал из кармана платок и протянул его сестре. Животное все равно больше не вернуть к жизни, а слезы Сибилл он терпеть не мог, тем более по своей вине. – Да, ты права, я злой и жестокий, мне ничего не жалко и я никого не люблю… - сделал паузу, - кроме тебя, - он провел большим пальцем по её щеке стирая слезы, - и я рад, что ты не любишь меня, таких негодяев нужно обходить стороной, - слабая ухмылка, совершенно ничего не обозначающая. Он с силой держал себя, ведь они находились совсем рядом, а желание обнять было просто невыносимым. – Я хочу, чтобы ты была счастлива, принцесса, и если мое отсутствие в твоей жизни этому поспособствует, то пусть так оно и будет. Наверно не стоило говорить подобных слов, которые могут привести к всемирному потопу, но он считал, что сейчас нужно поступать правильно, а точнее так, как она говорит, чтобы не было лишних проблем в будущем, ведь он никогда не поступит подобным образом. Он обнял её, несмотря на сопротивление и прошептал на ушко, - Я никогда не отступлю, - тяжело было отпускать, но пришлось встать и, расправив пальто, зашагать к выходу. Эд поступал довольно холодно, мог бы поддаться, пойти на уступки и была бы большая уверенность в том, что она растает, но он делал все иначе, именно так, каким она его называла. Он такой, какой есть, не лучше и не хуже, если для неё его приезд и желание увидеть ничего не значат, пусть будет так, но он не отступит никогда. – Я любил рождество, лет в 10, а теперь мне попросту плевать, где и с кем я его проведу, я приехал сюда не за этим, о чем ты прекрасно знаешь - он остановился, и еще раз провел взглядом помещение, - а тебе, по всей видимости, важен этот день, только людей, с кем его встретить, хуево выбираешь. Ведь надо было напоследок добавить ложку дегтя, в этом все они, Виндзоры, могут все делать только страстно и с полной отдачей. Наконец, заметив тот самый, знаменитый пряничный дом, он не мог не подойти к нему напоследок, приготовившись отломить кусочек. – Я это заслужил…

+1

6

Вообще-то они с Эдмундом не так уж часто ссорились. В детстве Сибилл была единственной девочкой в семье и старшие братья для нее были сродни родителям - они присматривали за ней, они давали ей советы и они ее оберегали. Ссориться с ней было бесполезно, потому что ссора маленькой девочки с братьями старше по меньшей мере на пять лет даже выглядела бы нелепо, а обижать ее и расстраивать было чревато - малышка пользовалась особым расположением отца и ее грустное личико, а уж тем более - слезы, могли грозить солидной взбучкой. В юности она все еще сохраняла свой статус особого сокровища семейства Виндзор и потому продолжала пользоваться расположением старших членов семьи. Отношения эти уже были более близки к рациональным, потому что Сибилл была самодостаточным ребенком и не требовала к себе ни повышенного внимания, ни даже особой заботы. Она часто прикрывала братьев, которых оставляли сидеть с нею и отправляла их гулять с подружками, а сама играла в компьютерные игры, она часто врала отцу в глаза о том, что Себастьян просидел с нею все выходные, пока она болела, в то время как брат ездил в Париж на мотогонки. Взамен Сиб получала возможность не ходить в школу, когда родители улетали на отдых и оставляли ее со старшими родственниками, а еще имела право в любое время отказаться завтракать кашей и омлетом, попросив братьев отвезти ее в ближайшую кофейню. Безусловно, помимо этого они оставались ее защитниками, но Сибилл припоминала всего один раз, когда эта защита и впрямь ей пригодилось. В тот день трое мальчишек-старшеклассников из соседней школы отобрали у нее карманные деньги, а девочка швырнула одному из них тяжеленным учебником биологии в голову и расшибла затылок. Взамен они не хило потрепали Виндзор и она пришла домой, когда никого еще не должно было быть там с тем, что переодеться и заклеить боевые раны. К несчастью для Сибилл, дома оказался Эдмунд, вернувшийся не то от дяди, не то от очередной своей девицы. Взгляд его выражал по началу немой, а потом вполне озвученный вопрос. Что произошло? Сибилл огрызнулась и ничего рассказывать не стала. На попытки брата узнать что-то отреагировала резко и они едва не поругались. Девочка так и не рассказала ему ничего, но Эд дураком не был, два и два сложил достаточно успешно. Так что на следующий день они с тремя другими старшими братьями наваляли хулиганам на глазах у юной Виндзор, что было совсем не классно и авторитета девочке не прибавляло. В ее собственных глазах. Чего не скажешь о всей школе, в которой половина девчонок оказалась влюбленной в братьев-Виндзоров, а вторая половина готова была носить Сиб на руках, лишь бы она познакомила их с такими крутыми своими родственниками. Она тогда впервые устроила этим четверым лютый скандал и пообещала, что больше не заговорит с ними никогда. В этой ситуации отец с матерью заняли позицию мальчишек, Виндзор разобиделась еще больше и целую неделю не прикрывала непослушание братьев, их отлучки по ночам и заставляла их оставаться дома на выходных. Потом они, конечно, помирились, но Сибилл запомнила это как самую большую ссору с семьей. И больше никогда не пожелала бы повторить. Особенно после их смерти. Особенно после того, как Эдмунд остался единственным человеком, которого Виндзор могла бы назвать своей семьей. И видит Бог, меньше всего на свете она хотела бы этого неприятного скандала. Этих криков, этих слез и тем более - причинять физическую боль брату, хотя она и считала его бесчеловечным предателем, от прикосновений которого ее теперь трясло как осиновый лист при урагане «Катрина».
- Единственный человек, о счастье которого ты заботишься, это ты сам, - она захлебывается слезами и бросает это брату в лицо, с трудом терпя прикосновение его руки и его объятия, которые сейчас кажутся несоизмеримо тяжелыми и отвратительными в своем цинизме, - И я не понимаю, что еще тебе может быть от меня нужно и от чего именно ты никогда не отступишься. Ты получил то, что хотел - переспал со мной и выслал. Зачем приехал теперь? В Далласе перевелись девочки по вызову, или тебя смущает, что в отличие от меня их невозможно по собственному желанию выставить не просто за дверь, но в другую страну? - Сибилл искренне недоумевает, что хочет от нее брат. Она наивно полагала, что он приехал просить прощения, но теперь стало очевидным, что это не так. Тогда, что он здесь делал, черт бы его побрал? Зачем он приехал? Чтобы в очередной раз показать, насколько сестра слаба и зависима от него? Это было не так. И прошедшие полгода Виндзор только и делала, что доказывала ему это. Чтобы провести рождество не в одиночестве? Плохая идея, потому что очевидным оставался тот факт, что Сибилл не простила его и вряд ли захочет проводить один из любимых праздников рядом с человеком, который воспользовался ею и выбросил как фантик от конфеты. Приехал просто поглумиться и доставить сестре еще больше боли и страданий? Вопреки всему, Виндзор не верила в то, что на это способен пусть даже тот Эдмунд, что остался от прежнего. И чем больше Сибилл терялась, тем сильнее были ее страдания. И тем сильнее она хотела, чтобы брат убрался из ее дома и никогда-никогда больше не появлялся даже поблизости. Ей лучше без него. Потому что оглушительная боль все еще захлестывает разум, душу и сердце.
- Любой из этих людей лучше, чем ты, - он ранит ее, но она ранит еще сильнее. Потому что впервые в жизни девушке не хочется защищать брата. Ей хочется, чтобы он ощутил то же самое, что ощущала она эти полгода, - Потому что никто из них ни разу меня не предал, не бросил, не обидел, не воспользовался и не оставил одну, - она поднимается на ноги, думая, что вот-вот сейчас захлопнет дверь за братом и прорыдает до самого вечера, а после будет два часа замазывать покрасневшие от слез глаза. Плевать. Лишь бы он ушел, лишь бы оставил ее в покое, лишь бы больше не звонил и никогда не появлялся. Просто поставить окончательную точку и примириться с ней, как мирилась полгода до этого. Она переживет. И новый год для нее начнется в совершенно новом душевном состоянии абсолютной независимости и столь же абсолютной свободы. Все наладится. Обязательно. Только пусть он уйдет и больше не появляется.
Виндзор силится вытереть слезы с глаз, но они все еще против воли льются снова. Всхлипы ее все еще тревожные и глубокие. Но Сибилл силится прийти в себя и взять себя в руки. Ей ведь почти уже не больно и совсем не страшно кричать ему в лицо все эти чудовищные по своей сути фразы и слова. Он заслужил их. Каждым своим действием и каждым своим звуком - он заслужил. Девушка неторопливо выходит вслед за братом в коридор и ждет, что он хлопнет дверью, но этого не происходит, потому что решительными шагами Виндзор-старший направляется на кухню. Что ему там надо - можно только предполагать. И Сибилл за братом идет медленно, даже не предполагая, что он затеял. Заходит в помещение девушка уже тогда, когда палец Эдмунда касается пряничного дома.
Ее вскрик раздается с такой силой, что можно подумать, будто бы брат осмелился ударить Виндзор.
Девушка подлетает к мужчине тотчас же. Она легонько толкает Эдмунда и ни секунды не раздумывая, подхватывает уже почти застывшую конструкцию и опускает ее на голову брата. Дом разлетается, стены его падают сначала на плечи Виндзора, а потом и на пол. На голове мужчины остается одна только крыша с трубой. Но и этого Сибилл кажется мало. Он ведь помешал ей закончить самую важную рождественскую деталь! Хуже было бы, если бы он только сломал ее елку! Девушка хватает со стола два кондитерских пакета с кремом красного и зеленого цветов, выдавливает его Эдмунду на голову и в лицо сколько успевает, а затем высыпает полную миску посыпки.
- Выйти обратно можешь тоже с балкона. Но вообще дверь в той стороне.

+1

7

- Вкусно.. – он облизнулся, пробуя крем и пудру со своих губ. Он, несомненно, должен был ожидать этого, покусившись на самое святое в рождественскую ночь, ведь потеря пряничного домика, для Сибилл, была сравнима с концом света. Благо, для его головы он оказался куда безвреднее чашки, да и вкус крема сгладил происшествие, поэтому, спустя секунду он рассмеялся. Все это было похоже на ребячество, детские шалости двадцати годичной давности, перед каждым праздником на их кухне всегда была грандиозная готовка, столы там ломились от всевозможных продуктов и дети часто устраивали баталии между собой едой. Их быстро останавливали, но шайка из пятерых детей успеет наломать дров даже за минуту, даже самые старшие участвовали, но в основном, чтобы помочь сестре надрать Эду и Арти задницы. Виндзор последние годы не часто вспоминал о прошлом, о том какими были они, их братья. Теренс для него был неким кумиром, не считая отца, он был крут, на него нужно было равняться, но этого не получалось, из-за того что они были слишком разные. Хотя, смотря на Эдмунда сейчас, некоторые замечали его сходство со старшим братом, импульсивность их фамильная черта, с возрастом у младшего она стала проявляться больше. С Себастьяном они были похожи внешне, в детском возрасте их часто принимали за близнецов, а с характером снова промашка, тот брат был спокойным и рассудительным, всегда сглаживал все конфликты между братьями, из него бы получился отличный дипломат. Младший, Артур, в детстве любил копировать своих старших братьев, был самым слабым по характеру, легко ведомым, но самым добрым и отзывчивым, он всегда руководствовался сердцем и в ту ночь, как и два других брата побежал в самую гущу событий.   Почему же Эдмунд выжил тогда? Наверное, потому что, он был единственным, для кого семья значила не так много, потому что, он думал головой, а не сердцем, и потому что он всегда был хладнокровен и хитер. Он долго проклинал себя за это, за то, что не гниет там, вместе с ними, в сырой земле, но Эд никогда не отличайся самобичеванием, он решил действовать иначе, заглушая свою боль убийствами и ему это отлично удалось. Сейчас стала лучше вырисовываться картина того, что было бы, не случись тогда та страшная трагедия. Эдмунд бы окончательно отсоединился от семьи, возможно бы переехал в другой город, он уже тогда хотел поговорить об этом с отцом, но все оттягивал момент. На его плечи хотели поместить груз легальных дел семьи, но как бы они не назывались, они бы никогда не стали полностью легальными, да и три брата отлично справились бы с этой ролью. Он всегда хотел больше свободы, создать, что то свое, ни от кого не зависеть и жить в свое удовольствие. Главное слово здесь – свое, этот «бизнес» создал его отец, и он бы всю жизнь был сначала под его гнетом, а затем и старшего брата, Эд слишком самодостаточен и горд, чтобы стать таким, но в силу возраста и опыта вполне мирился с происходящим. Можно сказать, что трагедия даже чем-то помогла ему, освободила дорогу для самостоятельного ведения дел, не тех, о которых он мечтал, но все же, она раскрыла в нем многие стороны, о которых он и не подозревал. Что же касается единственной сестренки, то он подхватил всеобщее к ней обожание, правда не сразу, когда уже стал чуть постарше, но всегда считал её избалованной принцессой, поэтому и называл её соответствующе. Весело родиться в многодетной семье, всегда было с кем играть, с кем кому-нибудь надрать задницу, но Эд не шибко радовался этому, становясь старше, он все больше отдалялся от семьи, заменяя её друзьями. В общем и целом эта ситуация с пряничным домиком очень напомнило ему детство и даже всколыхнуло что-то в его ледяном сердце, наверно поэтому он решил продолжить и оставшимися тюбиками с кремом наградил сестру красивыми узорами. Как она не укрывалась, это было бесполезно, красивые разноцветные полоски украшали её одежду лицо и волосы. – Теперь, мы выглядим именно так, как полагается в праздник, - он смеялся, для него все выглядело комично, а вот она другое дело, часовая бомба, но его это не страшило, ведь он сам избрал путь террориста смертника. Вдоволь насытившись и сладким кремом и смехом, он взглянул на сестру а, затем, направился обратно в гостиную и плюхнулся на чистый диван. – Ты, вероятно, уже поняла, что я никуда не собираюсь идти, - мужчина стянул с себя пальто и просил в сторону, - эту новогоднюю ночь я проведу здесь, в этой довольно миленькой квартирке, со своей любимой сестрой, - Эд ухмыльнулся и вытер рукой лоб, на ладони кровь смешалась с кремом, а он просто взял и вытер её о диван. – Ах да, я забыл упомянуть, что сломал твой дверной замок снаружи и выйти отсюда можно действительно только в окно, - он даже как-то наслаждался своим превосходством. Как ломать замки, он знает еще со школы, они с друзьями так часто делали с дверьми в кабинеты, чтобы занятия отменили, а сегодня он сделал это, как раз наоборот, чтобы разговор состоялся. Он не знал что говорить, даже не хотел ничего объяснять, он просто хотел, чтобы все было как раньше и даже лучше, просто провести несколько дней с ней, ни о чем не думая, ни о работе, ни о почившей семье. – Может, вначале, примем душ? А потом уберем здесь все, закажем еду и вдвоем проведем грядущую ночь? Но, если ты намерена и дальше все здесь крушить, я не против, просто, я не хочу чтобы ты обессилила, и уснула тут на моих руках, у меня на тебя другие планы, - он снова ухмыльнулся, но совершенно по-доброму, нет, не надеясь, что она последует его советам, просто показать ей, что не шутит, и готов идти на примирение. Он старался сейчас не чувствовать ничего, ведь со временем это у него даже вошло в привычку, зачем мучить себя, разрывать изнутри, когда можно просто щелкнуть выключателем. Несмотря на то, что перед ним сейчас была его единственная слабость, он держался молодцом, не уступал ей, а это её злило, но иначе никак, с таким характером как у неё, она поймет только силу. Он конечно бы мог обнять её и не отпускать, пока девушка не обмякнет и они, как раньше, не просидят, обнявшись всю ночь. Он полагал, что она уже больше не та навивная девочка, которая нуждалась в нем, засыпала в его объятиях, и в которой он привязался так сильно, что отправил от себя подальше, чтобы не потерять над собой контроль. Теперь же, перед его глазами была взрослая женщина, а ей он не собирался уступать, ведь его серьезно задело то, как она вела себя, игнорировала, а теперь еще и прогоняет, нет, этого удовольствия он ей не доставит. – Так, что, принцесса, мы снимем с себя одежду и отправимся отмываться?

+1

8

Она визжала, как не визжала уже лет пять. И толкала брата, пытаясь от него увернуться, как не толкала уже десять. Она швыряла в него кухонными полотенцами и прихватками, старалась отобрать у него пакеты с кремами и верещала, что эти цвета ей совершенно не идут. Сибилл всячески сопротивлялась этому чувству, но в эти мгновения она ощущала такую тоску и такую боль по своему Эдмунду и почившей семье, что ей сложно было сохранять остатки самообладания и терпения с тем, чтобы дождаться отъезда брата. Она теперь вообще с большим трудом представляла его отъезд, потому что рождество в их семье всегда праздновалось с размахом и всей семьей. Даже отец не позволял себе отлучаться в эту ночь и в этот день и все дела уходили на задний план до тех пор, пока они все вместе не встретят праздник, который Сибилл просто обожала и потому была главным разносчиком веселья и радости. И ей всегда разрешали надеть звезду на елку, когда она была совсем крошкой и кому-то из братьев неизменно приходилось брать ее на руки, чтобы она дотянулась до верхушки. Сегодня елка уже была украшена и серебристая звезда переливалась на фоне всех прочих матовых игрушек. И все же в Виндзор надрывалась та маленькая девочка, которая каждый раз боялась, что рождество не придет, если она будет плохо себя вести. Она требовала оставить брата. Требовала простить его хотя бы на одну ночь с тем, чтобы побыть семьей хотя бы совсем недолго. Затем Сибилл сможет вообще сменить сим-карту и больше никогда не говорить со старшим Виндзором. Но сегодня ведь он все равно здесь... Это раздражало девушку. Ее раздражала ее резкая тяга смягчиться и дать брату, обидевшему ее столь сильно, денек форы. Он этого не заслуживал. Он не заслуживал быть здесь. То, что сделала Сибилл очень хорошо иллюстрировало то, что Эдмунд сделал с их отношениями в тот день. И Виндзор не хотела и убеждала себя в том, что не хочет теперь собирать части домика с пола, пытаясь слепить хоть что-то отдаленно похожее.
- Дурак, - коротко заключила Сибилл, силясь вытереть крем с лица кухонным полотенцем, которое она тут же отправляет в раковину. Громогласная обида сменяется обидой тихой. Виндзор злится на брата. Но сейчас у нее нет больше никаких сил и желания с ним препираться и кричать на него во всю глотку. Все эти ее силы ушли на то, чтобы опустить домик на голову брата и облить его кремом. Это позволило девушке отвести душу и выплеснуть свою ярость. Большее удовлетворение она бы получила только если бы пришел Санта и сказал, что Эдмунд плохо себя вел и получит в качестве подарка одни лишь камни. А затем превратил бы брата в своего оленя на целый год и вернул его Сибилл только на следующее рождество, когда после годовых мук она все же смогла бы простить старшего Виндзора.
На кухне царил абсолютный во всех отношениях хаос. Остатки дома валялись на полу, крем заливал стены и потолок. Новенькое платье Сибилл было безнадежно испорчено. И во всем этом тоже был виноват ее брат. Стоило бы выкинуть его в окно, всего лишь второй этаж - в худшем случае он сломает себе пару ребер, но вместо этого Виндзор поднимает на него темные глаза и испепеляет взглядом, поджав губы. Все. Обычно после этого она уходила к себе в комнату и не выходила оттуда целыми днями, пока Эдмунд не начинал беспокоиться и интересоваться состоянием сестры. В то время она была еще немая, как следствие, диалога у них не выходило. На все реплики брата Сиб либо молчала, врубив музыку в наушниках, либо изредка удостаивала его записками, которые просовывала под дверь. Одну из ночей они так и провели, сидя с двух сторон двери, пока Сибилл не уснула и Эдмунд не смог войти. И если бы дверь в спальню девушки в этой квартире закрывалась - она бы поступила точно так же. Только без записок. Потому что ей нечего было больше сказать брату. Уже давно.
- Эту новогоднюю ночь можешь проводить, где хочешь и с кем хочешь. Только не со мной. Меня вечером ждут на вечеринке у друзей, я тебе уже говорила, - совершенно ровным голосом чеканит Сибилл и морщится, когда видит, что брат делает с ее любимым белым кожаным диваном. Домработнице придется серьезно потрудиться в эти дни, чтобы исправить все, что брат здесь натворил. Хотя в целом Виндзор было это глубоко безразлично. Она не испытала бы ничего, даже если бы вся квартира полыхала синим пламенем. Ей не привыкать.
- И да. Раз уж ты сломал замок - придется тебе помочь мне перелезть через балкон, - девушка пожимает плечами и слизывает крем с пальца, - Вкусный мог быть пряничный дом, - меланхолично и устало замечает Виндзор, - Жаль, что ты его испортил - теперь тебе будет нечего есть. Потому что доставку ты заказать не сможешь. Замок же сломан, - она едко усмехается и отлучается в спальню, где снимает с себя платье и кладет его в мусорную корзину. Заворачивается в полотенце и еще одно берет для брата, возвращаясь в гостиную.
- Вот полотенце. Можешь принять душ в общей ванной. Она прямо по коридору. А я иду в душ к себе. И постарайся, пожалуйста, больше ничего не разгромить. Я расстроюсь, - короткая сдержанная улыбка и девушка покидает брата, спустя несколько мгновений оказываясь в своей ванной. Она облокачивается руками о раковину и делает всего один глубокий вдох, заставляя себя успокоиться. Они с братом еще никогда не были так близки и так далеки друг от друга одновременно. Даже если раньше Виндзор позволяла себе обиды - они никогда не длились дольше трех дней. Теперь же с ее легкой руки полугодовая разлука могла превратиться в разлуку длиною в жизнь.

+1


Вы здесь » Living End: We choose violence » Флешбеки » Мне лучше без тебя, но без тебя я лучше не стал, увы


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно